«Letters Home» — самый точный и самый горький спектакль о новой российской эмиграции. Звезды авангардного театра 2010-х Алена Старостина и Иван Николаев выпустили его в Дрездене

Meduza.io

14 и 15 января в Фестивальном театре Хеллерау в Дрездене прошла премьера спектакля «Letters Home». Его авторы и исполнители — Алена Старостина и Иван Николаев, артисты независимого театра post, новаторского коллектива, который работал в Петербурге с 2011 по 2022 год. Критик Антон Хитров уверен: «Letters Home» не только продолжает эстетику этого театра, сыгравшего исключительную роль в российском искусстве, но и привносит в нее нечто принципиально новое.

Сейчас, из середины 2020-х годов, уже можно с уверенностью сказать, что в истории российского театра прошлое десятилетие останется как эпоха прорыва — подобно рубежу XIX—XX веков или оттепельным 1960-м. Причем закончился этот плодотворный период в точности так же, как и предыдущие: власть искусственно затормозила театральные поиски. Ключевые институции либо разгромлены, как фестиваль «Золотая маска», «Гоголь-центр» или Центр им. Мейерхольда, либо не пережили новых невыносимых условий.

Среди последних — независимый петербургский театр post, коллектив, предложивший российскому театральному искусству больше новаций, чем любой другой. Основанный в 2011 году молодым режиссером Дмитрием Волкостреловым и его единомышленниками-актерами, он успешно проработал 11 лет, регулярно участвовал в специальном конкурсе «Золотой маски» под названием «Эксперимент» — ежегодном шорт-листе самых авангардных проектов — и прекратил существование с началом полномасштабной войны. Пути соавторов разошлись: кто-то продолжил карьеру в России, как Волкострелов, а кто-то покинул страну, как Алена Старостина и Иван Николаев, ведущие актеры театра (Старостина выступала в post еще и как режиссерка).

Сегодня эта семейная пара живет в Дрездене и сотрудничает со знаменитым Фестивальным театром Хеллерау. Последние два года они работали над спектаклем «Letters Home» («Письма домой») — автобиографическим театральным эссе в четырех частях. Каждая глава разворачивается в своем отдельном пространстве и представляет собой, по сути, самодостаточную работу, хоть и связанную концептуально с остальными тремя.

У Николаева и Старостиной, режиссеров и исполнителей спектакля, есть еще один соавтор и партнер по сцене — композитор Дмитрий Власик, участник множества авангардных театральных проектов, среди которых были и спектакли театра post. Его роль не ограничилась созданием партитуры: он всегда присутствует в зрительном зале и время от времени вмешивается в действие — скажем, отбивает ритм ладонью.

Хеллерау — экспериментальный район на окраине Дрездена, который основали в начале XX века предприниматель Карл Шмидт и продюсер Вольф Дорн, визионеры, мечтавшие о городе нового типа, городе-саде. Дорн привлекал сюда ведущих художников-новаторов, таких как, например, Эмиль Жак-Далькроз, швейцарский композитор и педагог.

Далькроз верил, что из всех инструментов, доступных музыканту, первый и самый важный — это его собственное тело и что телесные практики должны стать основой музыкального образования. В Хеллерау он создал Институт музыки и ритма: для этого учреждения и предназначалось здание, известное сегодня как Фестивальный театр.

Работая над зданием, архитектор Генрих Тессенов отталкивался от теорий своего коллеги Адольфа Аппиа — тот занимался не только архитектурой, но и театром, одним из первых понял возможности сложного сценического света.

Здание закончили в 1911 году, однако Далькроз проработал там недолго: в 1914-м, с началом Первой мировой войны, он уехал домой в Швейцарию. Без него институт пришел в упадок. При нацистах здание занимал полицейский колледж, а во времена ГДР оно отошло советским военным. Только в 1990-е оно снова стало работать как культурная площадка.

Автофикшен-театр — распространенный сегодня формат, но дрезденский проект отличается от аналогов: фото, видео, манипуляции с повседневными вещами играют в нем не меньшую, а то и большую роль, чем монологи артистов. Используя все доступное разнообразие театральных приемов, Николаев и Старостина подводят промежуточные итоги своей эмиграции. Непреходящий стресс и тревога, незнакомый язык, расставание с друзьями, партнерская поддержка — вот самые значительные темы их исследования.

В сопроводительных материалах авторы проекта значатся как творческое объединение aliveduo. Это правдивое название: «Letters Home» доказывает, что эстетика театра post не просто живет и развивается — она как нельзя лучше подходит для разговора о новом, кризисном во всех отношениях времени.

Актерская школа post

Важной находкой театра post стал их особый подход к актерскому искусству. Почти все ключевые участники этой компании учились в Санкт-Петербургской театральной академии у Льва Додина, мастера реалистической режиссуры, и прекрасно владеют тем, что обычно называется «школой» (грубо говоря, могут убедительно изображать персонажа). В их практике встречались отдельные эпизоды и целые спектакли, сделанные в таком традиционном ключе. Но в основном они придерживались иного метода — близкого к художественному перформансу: когда исполнитель не притворяется другим человеком, а остается собой.

Типичная «роль» в театре post — это роль человека, который по тем или иным причинам хочет поприсутствовать в одном помещении со зрителями. Например, чтобы произнести для них некий текст (будь то пьеса белорусского драматурга Павла Пряжко — любимого автора этой команды — или, скажем, теоретический текст композитора-минималиста Джона Кейджа).

Именно Николаев и Старостина всегда справлялись с этой задачей особенно блистательно. Скажем, уникальный навык артистки Старостиной — неподвижно стоять у экрана, чуть улыбаясь, но так, что у зрителей не остается сомнений: она стоит здесь, потому что выбрала здесь стоять, а не потому, что режиссер ее об этом попросил. Вообще, в позах, интонациях, мимике обоих актеров неизменно читается: «Мы знаем, зачем мы сюда пришли, мы уверены в нашем замысле, мы рады поделиться с вами результатами нашего труда». Ценный навык для театра, который порой поражал публику кажущейся простотой, даже незамысловатостью своих спектаклей — тихих, монотонных, нередко похожих на читки или лекции.

В «Letters Home» это умение выглядит особенно своевременным. Многие мигранты из России, располагая пускай небольшими, но привилегиями по сравнению с другими приезжими, сомневаются, что их жизненная ситуация кому-нибудь интересна или что их голоса вообще должны звучать. Для объединения aliveduo такого вопроса в принципе не стоит. Артисты твердо знают: у них есть право выйти к аудитории и свидетельствовать о своем опыте.

При этом Николаев и Старостина не ждут от зрителей сочувствия и в целом не пытаются манипулировать их эмоциями — в лучших традициях театра post. Они даже не требуют у публики банального внимания: ни в одном жесте, ни в одной реплике нет сверхусилия — все происходит ненавязчиво. Если кто-то из артистов, скажем, взмахивает рукой — то вполсилы, скорее обозначая это движение, чем совершая его до конца. Неслучайно спектакль играют где угодно в здании Хеллерау — на лестнице, в фойе, в камерных залах, — но только не на сцене.

Acedia

В начале первой части, «Acedia» («уныние» с латыни), авторы обозначают связь между театром post и своей нынешней работой самым наглядным образом: включают запись одного из старых проектов. Это самый веселый спектакль коллектива — «Диджей Павел» по пьесе-плейлисту Павла Пряжко, актерская дискотека под советские хиты 1980-х (буквально — только танцы и ничего больше). Он вышел в 2018 году, а в 2019-м его показывали в Хеллерау на фестивале Karussell — вместе с другими экспериментальными театральными проектами из России.

В «Letters Home» мы видим танцующих друзей, но музыку не слышим. Даже зрители, не знакомые с первоисточником, при виде бесшумной дискотеки понимают: речь пойдет о памяти и утрате. В частности — утрате дома. Старостина достает откуда-то платье, Николаев — рубашку, оба синхронно сворачивают одежду тугими рулонами, как бы собирая багаж, затем разворачивают обратно и повторяют заново. И так — много-много раз.

Это простой и доходчивый образ неприкаянности, когда приходится вновь и вновь паковать чемоданы. Но в то же время — точная метафора интеграции в незнакомый социум: иммигрант старается стать как можно меньше и незаметнее в надежде, что для него отыщется место. Знакомое каждому бытовое занятие в спектакле выглядит как вынужденное насилие над собой (одежда здесь — эквивалент собственного тела). Причем обычная невозмутимость артистов только добавляет трагизма.

Значительное время в первой части aliveduo уделяют словарю нового времени. Они озвучивают по-русски актуальную лексику войны: «релокация», «мобилизация», «все не так однозначно», «Россия ни на кого не нападала» и так далее. На стене высвечиваются титры с переводом на немецкий и английский.

В этот момент трудно не думать о претензиях России на лидерство среди мировых консервативных сил: западные популисты охотно переводят новую правую российскую идеологию на родные языки, в том числе на немецкий (к слову, Дрезден — столица Саксонии, одной из земель, где в сентябре на региональных выборах получила почти треть голосов пропутинская и ультраправая партия AfD).

О распространении «русского мира» и кремлевского понимания политики напоминают еще и милитаристские муралы на стенах театра Хеллерау, оставшиеся здесь с тех времен, когда здание занимали советские военные. С началом полномасштабного вторжения администрация площадки прикрыла их полупрозрачными экранами и развесила таблички с объяснением этого жеста: мы не избавляемся от культурного наследия, но прячем его на время в знак солидарности с Украиной.

Mutus

Язык в «Letters Home» — это не только поле идеологической борьбы. Во второй части, «Mutus» (с латыни «немой»), авторы рассказывают о курсах немецкого языка, которые оказались для них чем-то вроде терапии. «Mutus» исполняют у лестницы на второй этаж. По ней много раз поднимается Николаев, чтобы взять наверху очередную стопку карточек с немецкими словами. Эти карточки-памятки актер клеит на чистую белую стену: сначала в ход идет самая простая лексика вроде личных местоимений, под конец — уже довольно редкие существительные и глаголы, скажем, «царапать».

После каждого похода Николаев выдает маленький ученический монолог на немецком — чем дальше, тем сложнее. Он будто бы впервые открывает для себя мир, начиная с самых основ, — как Адам, когда он давал имена животным (библейская аналогия здесь уместна: за новыми словами в спектакле приходится идти наверх, практически на небеса). Старостина тем временем признается (по-английски — наряду с немецким это основной язык проекта): на курсах она вспомнила об элементарных и незыблемых истинах, прежде всего — «ich bin», «я есть».

Otium

Самая трогательная часть спектакля — третья, «Otium» (с латыни это слово можно перевести как «досуг», «отдых» или «передышка»). На экране — Николаев и Старостина в идиллической пасторальной обстановке: лодка на реке, дикий пляж, прибрежные заросли. На сцене, точнее, в театральном фойе — они же в окружении воздушных шариков, привязанных за ниточки к камням (еще одна наглядная метафора: какая может быть легкость, если все время страшно?).

Николаев, обращаясь к жене и соавторке, произносит англоязычный текст, который звучит практически как любовное стихотворение в прозе: каждая строчка начинается со слов «Donʼt think». Не думай о предстоящих встречах с чиновниками, поисках жилья, медицинской страховке, призывает он. Не думай об арт-резиденциях, куда тебя не возьмут, о стипендиях, которые тебе не одобрят. Не думай о политике, войне, иммиграции и так далее. «Как я могу не думать об этом, — отзывается она по-немецки, — если я сама иммигрантка?»

Лучшая находка в этом диалоге — саморазоблачение собеседника-мужчины. Перечень вопросов, о которых не надо думать (во всяком случае, в минуты отдыха, в лодке посреди реки), подозрительно подробный: очевидно, тревога — за будущее и за себя в этом будущем — на самом деле захватила обоих партнеров.

Вообще, тема отношений, партнерства, дружбы — одна из самых важных в этом проекте: неслучайно он начинается с цитаты из «Диджея Павла», где будущие aliveduo танцуют в компании друзей и творческих единомышленников (сегодня многие из них по-прежнему живут в России).

«Ты помнишь меня?» — спрашивает Старостина у Николаева в четвертой и заключительной части спектакля. Вроде бы странный вопрос, но только что она рассказывала, как мало-помалу тает ее дружба с некогда близкими людьми, оставшимися в России или переехавшими в другие страны. В этой ситуации связь с мужем и соавтором оказывается для нее важнее, чем когда-либо.

Imprint

Само название «Letters Home» подсказывает: перед нами во многом проект о памяти. Это центральная тема четвертой части под названием «Imprint» («отпечаток» с английского), но она присутствует и в остальных главах.

Aliveduo, как и театр post когда-то, уделяют огромное внимание фото и видео, причем эти медиа для них не просто дополнительное выразительное средство, но и предмет осмысления. В спектакле исключительно много техники: кроме обычного цифрового проектора, есть еще слайд-проектор, киноаппарат, аналоговые фото- и кинокамера. В какой-то момент весь театральный зал превращается в одну большую фотолабораторию с приглушенным красным светом. Артисты показывают и снимки из собственного архива, и кадры, сделанные у нас на глазах.

Наблюдать за работой редкой аналоговой техники — отдельный аттракцион в спектакле. Союзник aliveduo, композитор Дмитрий Власик, в своей театральной практике всегда исходил из идеи, что любой сколько-нибудь упорядоченный шум (скажем, шорох рассыпающейся фасоли) — это музыка. Его присутствие наводит на мысль, что звуки любого из аппаратов на сцене следует воспринимать так же.

Мультимедиа особенно много в заключительной главе. Пространство разделено занавесями вроде кулис. Одни, непрозрачные, работают как экраны, другие, из пленки, — как цветные фильтры. В зависимости от ракурса зритель видит или «нормальное» изображение, или окрашенное, скажем, в ярко-фиолетовый — полностью или частично.

Все это нужно, чтобы подкрепить примерами разговор о дефектах памяти. Каждый снимок, каждая видеозапись неизбежно содержит искажения — что особенно заметно, когда вы смотрите одновременно на цифровую картинку и на аналоговую. Точно так же и воспоминаниям нельзя доверять — без этого знания в эмиграции не выжить, иначе съест тоска по прекрасному прошлому. Авторы не говорят этого прямым текстом, они вообще избегают философствовать вслух — но все и так очевидно.

Чем aliveduo отличаются от театра post

«Letters Home» перекликается с отдельными проектами театра post — кроме «Диджея Павла» можно вспомнить, например, спектакль «Я свободен» по пьесе того же Пряжко, где фотографии играли не меньшую роль, — и следует эстетике коллектива в целом. Но в работе aliveduo есть кое-что принципиально новое.

Участники театра post, за редким исключением, не говорили со сцены о себе. И даже наоборот: Дмитрий Волкострелов в первые годы режиссерской карьеры шокировал поклонников экспериментального театра, заявляя, что его нимало не волнует интерпретация пьесы, а волнует лишь ее корректное исполнение (режиссеры поколением или двумя старше настаивают как раз, что их работа заключается в оригинальной трактовке авторского текста). В театре post стремились не к самовыражению, а скорее к совместным исследованиям.

Почему же сегодня Николаев и Старостина делают проект уже на основе личного опыта? С одной стороны, частное свидетельство особенно ценно в эпоху исторических потрясений, когда нам нелегко увидеть отдельного человека за большими событиями. А с другой — автофикшен — это жанр, который, в сущности, оправдывает существование искусства в кризисные времена. Осмысляя собственную жизнь, художник, пусть отчасти, возвращает себе контроль над ней — и показывает пример своей аудитории.

Мы запустили «Плот» — телеграм-канал, где говорят о культуре в эпоху плохих новостей. Каждый день редакторы «Медузы» Софья Воробьева и Антон Хитров рассказывают о кино, сериалах, музыке, литературе и современном искусстве. Подписывайтесь: будем вместе спасаться в бурю.

В России — плохие времена для экспериментального театра

• Из-за новых правил премия «Золотая маска» больше не будет запускать звездные театральные карьеры, как раньше Вот несколько историй успеха, которые немыслимы без «Маски» — а значит, невозможны сегодня

Антон Хитров